Лесби в хиджабе
Для большинства людей, исповедующих ислам, понятия "лесбиянка" и "мусульманка" несовместимы. Турки и марокканцы, проживающие в толерантной Голландии, в этом плане исключения не составляют. Особую нетерпимость проявляют они к собственным детям. Многие отцы и матери, пусть и с трудом, смирились с тем, что их дочери не носят хиджабы, не соблюдают религиозных традиций и даже начинают половую жизнь до вступления в брак! С мужчиной. А что если с женщиной? Нет, только не это! И тем не менее... Две молодые мусульманки рассказывают о последствиях своего выхода из шкафа.
Лет шесть назад во время школьного праздника я поцеловалась с одноклассницей. Та призналась, что я давно ей нравлюсь. "Ведь и тебе тоже нравятся девочки?" - спросила она. Я не знала, что ответить, потому что никогда о таком не думала. Романтических отношений с той подругой у меня так и не случилось. Но о поцелуе я часто вспоминала как о чем-то чудесном и сказочном. "Может, я и в самом деле лесбиянка?"- cпрашивала я себя. О своих сомнениях я рассказала сестре - у нас не было друг от друга тайн. Но она меня не поддержала и посоветовала: "Держись подальше от той соблазительницы. Она промывает тебе мозги, пытаясь заманить в свои сети". Больше поделиться мне было не с кем. Не с родителями же! Об их отношении к гомосексуальности мне было хорошо известно.
Спустя год я точно знала, что предположения одноклассницы и мои собственные предчувствия оказались верными. Но разговор с родителями я продолжала откладывать, о чем позже пожалела - они обо всем узнали сами. Оказалось, что они заглядывали в мою электронную почту, где и прочитали переписку с девушкой, в которую я тогда была влюблена. И сразу высказали мне все что об этом думают.
Вернувшись в тот день домой, я застала отца и мать в гостиной на диване. Оба были в слезах. Но печаль отца очень скоро сменилась яростью. Он сказал мне: "Как ты посмела стать лесбиянкой!? Ты ведь на самом деле не такая! Это заблуждение, ты сама себя обманываешь. Немедленно покончи с этим!"
"Я - лесбиянка! - прокричала я в ответ. - И это на всю жизнь". Наша ссора продолжалась целый вечер.
Я думала, что отец выгонит меня из дома, поэтому легла спать одетой. Мама всю ночь просидела на моей кровати, ничего не говорила и лишь плакала. С тех пор никто из домашних не разговаривал со мной, даже сестра, с которой мы были так близки. Меня не допускали к общему столу - я ела отдельно.
Я стала готовиться к уходу из дома. Подрабатывала, откладывала деньги. Постепенно уносила свои одежду и книги, отдавая их на хранение друзьям. В школе доверилась учителям. Они направили меня в организации, оказывающие помощь девушкам в подобных ситуациях. Так я вышла на Secret Garden [Организация, оказывающая психологическую помощь и поддержку представителям ЛГБТ, испытывающим проблемы по причине культурной, религиозной или социальной нетерпимости. Устраивает встречи, дискуссии и тематические вечера, предоставляет юридические консультации, может подыскать временное жилье. Иммигрантам и беженцам предлагается помощь в изучении нидерландского языка и устройстве на работу. - Прим. переводчика].
И вот наступил день, когда я навсегда захлопнула за собой дверь родительского дома. Оставила записку, чтобы обо мне не беспокоились, не сообщив своего нового адреса. Шесть недель я скрывалась в приюте для геев и лесбиянок - беженцев из стран третьего мира. Многим из них грозило пожизненное заключение на родине, а то и смертная казнь. По сравнению с их историями моя семейная драма казалась сущим пустяком. Благодаря хлопотам Secret Garden муниципалитет предоставил мне комнату в общежитии. Четыре месяца у меня не было никаких контактов с семьей, пока я не получила электронное письмо от сестры. Та писала, что родители изменили свои взгляды и очень хотят меня видеть. Когда я пришла домой, вся семья сидела за столом, уставленным разными яствами. Мама, наверное, два дня не отходила от плиты, чтобы меня порадовать. Встреча была очень эмоциональной, но скорее грустной, чем радостной. Родители не пытались меня наставлять, но горестно вздыхали и смотрели так, словно кто-то умер. Они рассказали, что только самые близкие знают правду - остальные родственники считают, что я ушла из дома, потому что нашла работу в другом городе. Отец попросил меня поддерживать эту выдумку, на что я скрепя сердце согласилась. С тех пор я уже несколько лет веду двойную жизнь. Я вижу в этом вынужденный компромисс. Я знаю, что турецкая община не простит семье моего "предательства".
Около пятнадцати лет назад, поздним вечером, отец провожал меня до электрички. Я провела выходные у родителей и возвращалась домой. Я приехала к ним с намерением обо всем рассказать, но так и не смогла. А тогда - в сумерках, наедине с отцом - наконец, решилась.
"Папа, ты должен знать..." "Ты беременна?" - спросил он. "Нет, речь о другом", - ответила я. И по глазам отца поняла, что он догадывается. Я вздохнула с облегчением - значит, не надо мучительно подбирать слова. Ведь в нашем марокканском диалекте понятие "гомосексуальность" отсутствует, и в разговорах на эту тему используется особая негласная терминология.
Папа очень расстроился. "Сожительствовать с женщиной недопустимо по нашим обычаям", - сказал он. И это при том, что он всегда придерживался достаточно свободных взглядов. Они и с мамой-то поженились в свое время вопреки желаниям своих семей.
Когда в девятнадцать лет я переехала к своему парню, родители не чинили мне препятствий, хотя постоянно намекали, что ждут свадьбы. А я уже тогда знала, что меня тянет к женщинам. И мой друг знал, но серьезно к этому не относился. Мы оба думали, что это пройдет, и жили в общем-то неплохо.
Все изменилось, когда я влюбилась в сокурсницу по университету. Я испытала такое впервые в жизни, постоянно думала о ней и хотела - нет, должна была! - ее видеть. Моя любовь осталась безответной. Какое-то время после этого я пыталась наладить отношения с Рашидом. Он по-прежнему не верил в мои лесбийские чувства. Предложил мне пожениться и не откладывать рождение детей. Сперва я согласилась, но вскоре поняла, что обманываю и его, и себя. Мы расстались. При прощании он сказал, что будет за меня молиться. Ведь если я не избавлюсь от "нечисти", то попаду в ад. Примерно так же думал отец. После моего камин-аута он заставил меня поклясться на Коране, что я сделаю все возможное, чтобы стать "нормальной". Я не возражала, чтобы успокоить его и маму. Я понимала, что им нужно время.
С тех пор прошло пятнадцать лет. Сейчас я живу с женщиной, у неё прекрасные отношения с моими родителями. Они радуются моему личному счастью и гордятся профессиональными успехами. И другие родственники постепенно приняли ситуацию, хотя сперва были в полном шоке. Очевидно, позиция отца и матери заставила их взглянуть на ситуацию другими глазами. А может, они не протестуют лишь во избежание ссор, но в глубине души осуждают меня. Я могу это понять: воспитание и многолетние традиции так сразу не отменишь. Я и сама иногда невольно жалею, что не такая как все. В Голландии мне подобные мысли почти никогда не приходят в голову. Но в Марокко, куда мы регулярно приезжаем на отдых или семейные праздники, все иначе. Там меня часто спрашивают, почему я до сих пор не замужем, а о моей спутнице жизни думают, что она просто подруга.
В прошлом году я приняла участие в амстердамском гей-параде, после чего мои фотографии попали в интернет. Об этом я услышала от двоюродной тети. Она позвонила мне, сгорая от возмущения: "Ведь теперь и родня из Марокко может всё узнать!"
"И замечательно, - ответила я ей, - иначе они будут полагать, что "такое" бывает лишь на Западе. Освобождение от лжи, заблуждений и предрассудков пойдет им лишь на пользу".
Амина, 22 года, медсестра
Спустя год я точно знала, что предположения одноклассницы и мои собственные предчувствия оказались верными. Но разговор с родителями я продолжала откладывать, о чем позже пожалела - они обо всем узнали сами. Оказалось, что они заглядывали в мою электронную почту, где и прочитали переписку с девушкой, в которую я тогда была влюблена. И сразу высказали мне все что об этом думают.
Вернувшись в тот день домой, я застала отца и мать в гостиной на диване. Оба были в слезах. Но печаль отца очень скоро сменилась яростью. Он сказал мне: "Как ты посмела стать лесбиянкой!? Ты ведь на самом деле не такая! Это заблуждение, ты сама себя обманываешь. Немедленно покончи с этим!"
"Я - лесбиянка! - прокричала я в ответ. - И это на всю жизнь". Наша ссора продолжалась целый вечер.
Я думала, что отец выгонит меня из дома, поэтому легла спать одетой. Мама всю ночь просидела на моей кровати, ничего не говорила и лишь плакала. С тех пор никто из домашних не разговаривал со мной, даже сестра, с которой мы были так близки. Меня не допускали к общему столу - я ела отдельно.
Я стала готовиться к уходу из дома. Подрабатывала, откладывала деньги. Постепенно уносила свои одежду и книги, отдавая их на хранение друзьям. В школе доверилась учителям. Они направили меня в организации, оказывающие помощь девушкам в подобных ситуациях. Так я вышла на Secret Garden [Организация, оказывающая психологическую помощь и поддержку представителям ЛГБТ, испытывающим проблемы по причине культурной, религиозной или социальной нетерпимости. Устраивает встречи, дискуссии и тематические вечера, предоставляет юридические консультации, может подыскать временное жилье. Иммигрантам и беженцам предлагается помощь в изучении нидерландского языка и устройстве на работу. - Прим. переводчика].
И вот наступил день, когда я навсегда захлопнула за собой дверь родительского дома. Оставила записку, чтобы обо мне не беспокоились, не сообщив своего нового адреса. Шесть недель я скрывалась в приюте для геев и лесбиянок - беженцев из стран третьего мира. Многим из них грозило пожизненное заключение на родине, а то и смертная казнь. По сравнению с их историями моя семейная драма казалась сущим пустяком. Благодаря хлопотам Secret Garden муниципалитет предоставил мне комнату в общежитии. Четыре месяца у меня не было никаких контактов с семьей, пока я не получила электронное письмо от сестры. Та писала, что родители изменили свои взгляды и очень хотят меня видеть. Когда я пришла домой, вся семья сидела за столом, уставленным разными яствами. Мама, наверное, два дня не отходила от плиты, чтобы меня порадовать. Встреча была очень эмоциональной, но скорее грустной, чем радостной. Родители не пытались меня наставлять, но горестно вздыхали и смотрели так, словно кто-то умер. Они рассказали, что только самые близкие знают правду - остальные родственники считают, что я ушла из дома, потому что нашла работу в другом городе. Отец попросил меня поддерживать эту выдумку, на что я скрепя сердце согласилась. С тех пор я уже несколько лет веду двойную жизнь. Я вижу в этом вынужденный компромисс. Я знаю, что турецкая община не простит семье моего "предательства".
Солмаз, 37 лет, социолог
"Папа, ты должен знать..." "Ты беременна?" - спросил он. "Нет, речь о другом", - ответила я. И по глазам отца поняла, что он догадывается. Я вздохнула с облегчением - значит, не надо мучительно подбирать слова. Ведь в нашем марокканском диалекте понятие "гомосексуальность" отсутствует, и в разговорах на эту тему используется особая негласная терминология.
Папа очень расстроился. "Сожительствовать с женщиной недопустимо по нашим обычаям", - сказал он. И это при том, что он всегда придерживался достаточно свободных взглядов. Они и с мамой-то поженились в свое время вопреки желаниям своих семей.
Когда в девятнадцать лет я переехала к своему парню, родители не чинили мне препятствий, хотя постоянно намекали, что ждут свадьбы. А я уже тогда знала, что меня тянет к женщинам. И мой друг знал, но серьезно к этому не относился. Мы оба думали, что это пройдет, и жили в общем-то неплохо.
Все изменилось, когда я влюбилась в сокурсницу по университету. Я испытала такое впервые в жизни, постоянно думала о ней и хотела - нет, должна была! - ее видеть. Моя любовь осталась безответной. Какое-то время после этого я пыталась наладить отношения с Рашидом. Он по-прежнему не верил в мои лесбийские чувства. Предложил мне пожениться и не откладывать рождение детей. Сперва я согласилась, но вскоре поняла, что обманываю и его, и себя. Мы расстались. При прощании он сказал, что будет за меня молиться. Ведь если я не избавлюсь от "нечисти", то попаду в ад. Примерно так же думал отец. После моего камин-аута он заставил меня поклясться на Коране, что я сделаю все возможное, чтобы стать "нормальной". Я не возражала, чтобы успокоить его и маму. Я понимала, что им нужно время.
С тех пор прошло пятнадцать лет. Сейчас я живу с женщиной, у неё прекрасные отношения с моими родителями. Они радуются моему личному счастью и гордятся профессиональными успехами. И другие родственники постепенно приняли ситуацию, хотя сперва были в полном шоке. Очевидно, позиция отца и матери заставила их взглянуть на ситуацию другими глазами. А может, они не протестуют лишь во избежание ссор, но в глубине души осуждают меня. Я могу это понять: воспитание и многолетние традиции так сразу не отменишь. Я и сама иногда невольно жалею, что не такая как все. В Голландии мне подобные мысли почти никогда не приходят в голову. Но в Марокко, куда мы регулярно приезжаем на отдых или семейные праздники, все иначе. Там меня часто спрашивают, почему я до сих пор не замужем, а о моей спутнице жизни думают, что она просто подруга.
В прошлом году я приняла участие в амстердамском гей-параде, после чего мои фотографии попали в интернет. Об этом я услышала от двоюродной тети. Она позвонила мне, сгорая от возмущения: "Ведь теперь и родня из Марокко может всё узнать!"
"И замечательно, - ответила я ей, - иначе они будут полагать, что "такое" бывает лишь на Западе. Освобождение от лжи, заблуждений и предрассудков пойдет им лишь на пользу".
Отзывы читателей
Не нравится - чешите обратно в свои козостаны. Аллах Акбар.
Ортодоксальный ислам - это как зараза. Без культуры, без прогресса и без будущего.
Причём - они-то сами ещё как останутся. Чем примитивнее животное - тем оно живучее.